Когда я не знал «кто я ?» и искал себя, то думал, что я — еврей. И тому были предпосылки. Трудно-произносимая на русский слух фамилия была мостиком к инаковости. Детский мир — очень жестокий мир. Какая-то не такая фамилия и всё — это основание для унижения. Пришлось отстаивать своё право быть тем, кто я есть, занятиями вольной борьбой. Хотя кого только не было по фамилиям и нациям в северном сибирском городке. Но моя фамилия была неприятно отталкивающая для всего интернационального компота одноклассников. Евреев не было у нас. Хотя была ( как потом оказалось) по фамилии Бычкова, но она была вне подозрений. Бычкова позже оказалась Вассерман. И меня определили в евреи. Не в открытую, а исподтишка, за спиной. Раз такой умный, то всяко еврей. Других объяснений не находилось. Так и прошло детство моё полу-сиротское. А в молодости решил, что раз не такой, то, видимо, точно еврей. И я погрузился в неуехавшую до конца еврейскую диаспору уже в большом сибирском городе. Но раввин Борис Салович меня сразу разочаровал, «нет у евреев такой фамилии «Слемзин», хотя редкое слово не сгодиться еврею для фамилии, а такой нет» — сказал он. Так как по необычности ума и фамилии я не чувствовал большую симпатию к своей персоне со стороны титульной нации и около-титульного окружения никогда, то в еврейской среде мне было комфортнее, теплее и роднее, чем общей (не знаю как назвать ? «русской» — язык не поворачивается) массе народонаселения. Многое открыл для себя интересного и полезного. Удивительный мир, удивительные люди. И я чувствовал себя в этом мире отчасти своим. Ведь я тоже иной, чем все. Не позволяло стать подлинно своим только одно. На каждой тусовке, собрании, вечеринке возникал один и тот же спор: «Кто из здесь присутствующих — еврей, а этот еврей — он не совсем еврей, а тот вообще не еврей, а только фамилия.» И так без конца шла борьба за еврейскую исключительность. И здесь я опять оказался иной и не проходящий фэйс-контроль. Быть иным среди иных — это я вам скажу интересно. Но среда была тёплой, несмотря на бесконечные споры о еврействе. Вспоминаю с добром. Я очень многое узнал, принял на себя скорбь и боль этого народа. И чувствовал себя причастным не в полной мере, а где-то сбоку и вкривь-вкось к этой общности людей. Родная интернациональная по-прежнему не принимала. «Какой-то ты не такой» — это я слышал тысячи раз. Был я причастным несколько лет к еврейской общности. Но поиски «кто я» продолжались и обнаружилось, что я из староверов по религиозной линии. Хотя это весьма условно можно сказать — религия. Это образ жизни. А гонения, что обрушились на этот народ в народе не уступают по масштабам жестокости и коварству черте оседлости. 350 лет жизни под прессом в статусе иных и создали инаковость. Не зря староверов называют «русские евреи». Многое объяснилось. Но среда еще более закрытая, чем еврейская. Дальше — больше, обнаружилось, что фамилия пришла из Византии с Софьей Палеолог — женой Ивана 3. Фамилия оказалась от офенского слова «Да позагорбил басве слемзить: астона басвинска ухалила дряботницей. — Да позабыл тебе сказать: жена твоя померла весною.» — Словарь Ожегова. То есть Слемзить — офенское «сказать, говорить.» Опять же гонимое племя бродячих торговцев, которое не оставило о себе мало исторических сведений. Профессор Шевцов АА. — этнограф, тоже из офеней, подтвердил мне сей факт. Предполагаю, что офени и староверы — это две ноги одного организма. Так как офени бродили по всем ближним и дальним местам, то со своим тайным языком и магическими навыками были связующей нитью между дальними поселениями по всей российской империи и за её пределами. Получился, однако, отдельный пост. Что хочу сказать в итоге. Генная память — она гораздо сильнее сознательной. Незримо накладывает отпечаток на характер, привычки, способ мышление и поведения. Если человек не знает, что он из евреев, староверов, офеней, греков ли, норманов (не важно) он все равно будет действовать в определенной парадигме поведения, которую ему диктует генная и родовая память. У меня всё. Извините за многословие. Коротко не удалось…